цитаты © Макс Фрай «Няпиzдинг сэнсэе»
страница ОСОЗНАННОСТИ > цитатник > ЦИТАТЫ ИЗ КНИГ > © Макс Фрай > «Няпиzдинг сэнсэе»
Теперь одна из самых любимых книг, если не самая! Спасибо автору!
о смысле и пустоте на его месте. о правоте и агрессии
о любви/страхе, осознанности и — свободе…
«Точно знать, что в тебя помещается, а что нет, гораздо важнее, чем иметь большие размеры себя. Потому что размеры наращиваются постепенно, как мышцы в ходе тренировок, дело житейское. Но тренировки начинаются только после того, как заканчиваются мучительные и бессмысленные попытки засунуть слона в прикроватную тумбочку».
«Автор текста должен быть равновелик (как минимум) своему замыслу, поднятая тема должна помещаться в него целиком. Это недостаточное, но совершенно необходимое условие успешного решения задачи.
Поэтому так много талантливых и интересных житейских историй (включая дневниковые записи). И поэтому же очень мало кому удается писать о любви и смерти так, чтобы читать не было стыдно, скучно и тошно».
«Ощущения — штука зыбкая, переменчивая. То есть, то нет. То — бац! — опять есть. […] Храмы замышлялись как «места силы», где ощущения обостряются».
«Я, конечно, умею приводить свою картину мира в более-менее пристойный вид. каждый день этим занимаюсь с самого раннего детства. Такой тяжелый труд, что на остальные действия почти не остается сил. Хотя у меня их много».
«Это вопрос не просто жизни и смерти, а бессмертия и небытия. Потому что за бессмертие отвечает подлинная природа, к которой у смертной сиюминутной личности доступа нет. […]
Ну и понятно, что никаких серьезных разговоров на эту тему быть не может, пока нет безупречной внутренней честности, позволяющей сказать (себе же): вот это явно мои фантазии, а это просто сны, а вот это смутное незнамо что, может быть правда обо мне, а может быть тоже неправда, я пока просто не знаю.
Такая честность подобна самоубийству самурая, только еще жестче, потому что отсекает иллюзию собственного бессмертия, ставит лицом к лицу с небытием».
«…Правда состоит в том, что этим людям было очень хорошо сегодня в ботаническом саду. Фотография, над которой они бились, призвана, как я понимаю, задокументировать их в высшей степени позитивные переживания для дальнейшего предъявления гипотетической публике.
Однако для создания эффектной наглядной демонстрации состояния «нам очень хорошо» ребятам пришлось временно выйти из этого состояния.
То есть, в момент производства отчета о блаженстве хорошо им вовсе не было».
«Поэзия меня у ту пору интересовала крайне условно. Ну, то есть, если пишешь свои стишки (а кто в шестнадцать лет их не пишет), надо иногда читать чужие. Из вежливости, что ли».
«Отдых от человеческого мира и в некотором смысле от себя».
«Больше всего на свете я люблю, когда люди ведут себя, как живые люди. Когда увлекаются игрой, когда доверчиво приглашают в игру всякого незнакомца, не опасаясь, что он побежит стучать начальству. Когда не боятся ни незнакомцев, ни начальства, ни наказания за нарушение инструкций. Когда вообще ни черта не боятся — не потому что такие уж храбрые, а потому что испугаться просто в голову не пришло».
«Важно, однако, не сколько раз мы проболтаемся, а сколько раз промолчим.
За каждым написанным текстом должны стоять дополнительные истории, которые оставили следы в сознании автора и, как следствие, в темной, непостижимой и нечитаемой, но явственно ощутимой глубине текста
От этих нерассказанных историй текст обретает плотность и достоверность, именно они дают тексту жизнь; собственно, они и есть жизнь.
Дурацкий школьный вопрос «что хотел сказать автор?» может (строго говоря, должен) оставаться без ответа. Но чем больше существует ответов на вопрос «о чем промолчал автор?» — тем больше шансов у жизни победить смерть в отдельно взятом тексте».
«У мальчика было собранное, спокойное и отрешенное, но слегка озабоченное лицо, как у самурая, который собрался совершить ритуальное самоубийство, осталось только написать последнее стихотворение, произнести его, и можно впускать в себя смерть. Но пока не удалось подобрать правильное слово для третьей (к примеру) строчки, нужное на один слог длиннее, чем надо, а синонима нет, или просто не вспоминается — не и вот.
Некоторые люди всю жизнь, с детства до глубокой старости подбирают это чертово слово, всегда готовые к смерти, но только не к торжеству несовершенства. Не худший, к слову сказать, удел».
«Прожито, сделано, подумано, написано — прекрасно, унесите. Идем дальше. Там, впереди, еще столько всего!»
«Если к вам придет ангел с неба, добрая фея с волшебной палочкой, интеллигентный бес с прейскурантом на бессмертные души, золотая рыбка с новым корытом наперевес, или любой другой потенциальный исполнитель желаний, просите вдохновения, мой вам совет.
Остальное приложится.
А если не приложится, вы и не заметите».
«Власть над миром заключается, кажется, в том, что становится наплевать, будет ли по-моему».
«Мы все время от времени ошибаемся, это естественный процесс. Поэтому следует учиться исправлять свои ошибки так, чтобы те, кто оказался рядом, вспоминали это потом всю жизнь с радостью и благодарностью.
Затем, собственно, и нужны ошибки — чтобы учиться выруливать на крутых виражах, из отчаянного «нет» в блистательное «да».»
«О внутренней правде можно сколько угодно говорить, но пока не воспринимаешь течение энергии в собственном теле, как некоторый вполне обычный физический процесс, типа тепла, щекотки, погружения в воду и т.п., говорить вообще не о чем. Нет предмета разговора. При том что процесс (течения энергии оптимальным, но чаще совершенно дурацким образом) — есть. И он, конечно, непрерывный. И вся совокупность поведения и убеждений на этот процесс влияет, вот хоть убейся, влияет и все тут».
«Ответ на вопрос «Что такое хорошо, что такое плохо?» — как ни удивительно, существует. Просто он сугубо индивидуален и настолько переменчив, что, можно сказать, сиюминутен».
«Свиней на самом деле довольно мало. Зато много детей разного возраста. Педагогически запущенных и не очень. Разных, короче».
«…Просто до чертиков надоело жить в мире, где почти нет ни деятельного утешения, ни даже внятного обещания его в финале, а потому люди вынуждены утешать себя сами — при том, что этого почти никто толком не умеет, и вместо утешения выходит оглушение. Все равно что трезвому в пьяной компании сидеть — поначалу забавно, потом бесит, потом на какое-то время перенимаешь общее состояние, потом выходишь из него, и бесишься еще сильнее, потом бегаешь с мокрым полотенцем, пытаясь протрезвить хоть кого-нибудь, а потом просто устаешь и начинаешь оглядываться — где тут у нас выход».
«Мне кажется, после Бойса заниматься искусством (любым), не будучи при этом хотя бы отчасти шаманом — бессмысленно. Или ты идешь в Нижний Мир, голый босой, ни хрена не соображающий, приносишь в жертву духам себя целиком, и если не будешь сочтен слишком легким, получишь место юнги на Летучем Голландце, патрулирующем границу между непостижимым и немыслимым. Или ты сидишь дома и вышиваешь макраме на условиях построчной платы, точка».
«Вход в магическое пространство происходит спокойно и естественно, а не с треском, визгом и экстазом, как учат нас разнообразные сокровища мировой культуры.
Для магического пространства прежде всего характерно полное отсутствие не только страха, но и самой возможности испытывать страх. Если страшно, то это какое-то не то пространство. Морок. Надо плюнуть каку как можно быстрее.
Зато выход из магического пространства почему-то сопровождается приступом эйфории».
«И это, если кто не понял, универсальный ключ и рецепт от всех страхов — приблизиться и внимательно посмотреть».
«Это обычное дело — самую скучную, паскудную, подлую интерпретацию происходящего назвать «реальностью», а все остальное объявить романтической фантазией, или просто глупостью. […]
Правда же состоит в том, что все — реальность. Точнее, реальность — это все вместе. Сумма бесконечного (или почти) числа слагаемых. Сами же слагаемые вполне равнозначны, каждое из них не вся правда, но ее обязательная часть, вот в чем штука».
«Хотя бывают такие специальные фуфлоискатели, прям с первой минуты так и рыщут в поисках недостатков и проблем, но это все же скорее патология, чем норма».
«…Однако перемешать этикетки так, чтобы оценивающая сволочь запуталась, сбилась с толку и растерянно умолкла — всякий раз подвиг».
«Строго говоря, свобода существа, заключенного в человеческую форму, начинается с безразличия к собственной роли и собственному положению. Все остальное — потом».
«Дружба — это просто частичное разделение опыта». [продолжение]
«Если бы мне вдруг взбрело в голову дать определение магии, чего в здравом уме никто, конечно же, делать не станет, мне пришлось бы сказать, что магия – это осознанные и успешные попытки взаимодействия человека с миром на понятном обоим языке.
Неосознанные, но успешные, равно как осознанные, но безуспешные попытки магией не считаются.
Осознанные успешные попытки взаимодействия с реальностью без обретения общего языка с ней тоже не считаются магией. А считаются чудом.
Вот что пришлось бы сказать, если бы мне вдруг взбрело в голову давать определение магии.
Но я же в своем уме пока!»
«Если сесть на берегу реки и сидеть там достаточно долго, то рано или поздно мимо тебя перестанут наконец проплывать какие-то дурацкие трупы». :))
«Так ведут себя почти все люди. Может быть не «почти», а вообще все, просто некоторые редко и не в моем присутствии. Бездумно распространяют бесполезную пугающую информацию, ощущая себя всеобщими благодетелями».
«Жесткое неприятие традиции равнозначно слепому следованию ей». [продолжение]
«Здесь и сейчас, а значит всегда я слушаю реальность, как музыку, и знали бы вы, как, оказывается, мало фальшивых нот у этой симфонии, гораздо меньше, чем кажется, когда она доносится издалека; подозреваю, что когда находишься в самом эпицентре, фальшивых нот вообще нет, ни одной».
«Я с детства (правда, не раннего, родили меня все-таки ангелом, предоставив счастливую возможность испортиться самостоятельно и, таким образом, дотошно изучить процесс) могу раскритиковать вообще все что угодно. Начиная от любимого мороженого и заканчивая оттенком невидимого света, непрерывно изливающегося из космоса на мою неблагодарную макушку».
«Как же я люблю проезжать ночью через чужие города, совершенно пустые, освещенные разноцветными рекламными огнями, тусклыми уличными фонарями и желтым заоконным светом.
Путешествовать, на самом деле, надо именно так — автомобилями и автобусами, сквозь сотни километров тьмы, света и ветра».
«Человек когда говорит, что все уже было, он просто жалуется, что ничего еще толком так и не было».
«Борхес использовал литературу не по назначению, вот в чем дело.
То есть, не так даже. Борхес помог литературе вспомнить ее подлинное назначение — быть мостом из пространства обыденности в пространство мифа, быть пищей, водой и компасом для тех, кого за каким-то чертом занесло на этот мост, и теперь надо идти вперед ли, назад ли, неважно, да и кто разберет на этом мосту, что в какой стороне».
«Поразительно все же, насколько мощное влияние на меня оказало все то, что выглядит как просто литература».
«Кошка поймала птицу. Замучила, заиграла, искалечила, почти убила, прижала к сердцу мягкой, без когтей лапкой и вылизывает».
«»Все ужасно» — это всего лишь малая часть правды о жизни, озвучивать ее, не упоминая о прочих аспектах, еще и интеллектуально несостоятельно, фу».
«Люди крайне редко, очень эпизодически осознают, что живы«.
«Меж тем, совершенно не имеет значения пресловутое «что хотел сказать автор?»
Насколько внятно у него получилось высказаться — это значение имеет, конечно. Но, честно говоря, невеликое.
По большому счету, важно только одно: изменил ли автор мир. И если да, то в какую сторону. Это единственный из «вопросов литературы», который занимает меня.
(Тут следует заметить, что некоторые небольшие перемены происходят всегда, или почти, и фишка, в общем, не столько в масштабах, сколько в векторе.)»
«Соблюдение правил — просто один из инструментов. Равно как нарушение правил — еще один из инструментов. И знать правила нужно для того, чтобы применять эти инструменты осмысленно«.
«Мне кажется, что человек приходит в жизнь за опытом. Понятно, что опыт этот нужен нашей бессмертной части. Единственное имущество, которое можно таскать за собой из существования в существование».
«Чтение — искусство сновидения для ленивых».
«…прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно. И просто больно чтобы тоже не было, потому что боль — иллюзия. Настолько, впрочем, достоверная, что с возрастом начинает казаться, будто боль и есть правда о жизни, более того, что боль — и есть сама жизнь.
А это вранье».
«То есть человеку аналитически мыслящему очень легко было по малолетству прийти к выводу, что вообще все написанное и сказанное вслух — вранье. Которое надо заучивать наизусть, чтобы избежать неприятностей, но совершенно бессмысленно учитывать при попытках разобраться с мироустройством. Боюсь, даже к учебникам физики отношение у меня было примерно такое же, как ко всему остальному — мало ли, что в них понаписали, это же школьные учебники, а школа — это место, где учат правильно врать. И почти невозможно было поверить что на английском языке, которому нас учили в школе, говорят настоящие живые люди где-то в других странах. (правильно, кстати, не верилось, на таком английском, который про семейство Стоговых, действительно никто не разговаривает.)»
«Вечно так — только сформулировав что-то совершенно для себя удивительное и неожиданное, можно понять, что уже давным-давно это знаешь и много чего на эту тему делаешь. Жаргонное «догнать» тут гораздо уместнее, чем его синоним «понять». Потому что вот это и называется — автор догнать собственный текст. Наконец-то».
«Писать* имеет смысл только как в первый день творения, с единственным намерением — чтобы было (то, чего раньше не было).
* Тут может быть любой глагол, описывающий действие, так или иначе связанное с созиданием».
«Осознание, собственно, идеальный выход из всех ситуаций, какие только можно вообразить».
«Когда говорят (я в том числе), что художник в процессе работы должен полностью отказаться от себя, подразумевается отказ от взволнованно якающей составляющей личности, которая хочет нравится, получать похвалу и благодарность. Для которой занятие творчеством — просто повод получить подтверждение собственной состоятельности, правоты и превосходства над другими». [Продолжение]
«Хотя чем рассказывать словами, лучше посоветовать: добудьте где-нибудь покладистую кошку, возьмите ее на руки и нащупайте под густой шерстью тонкие косточки шейных позвонков. Все, что вы не хотели знать о реальности, данной нам в ощущениях, будет к вашим услугам».
«Навязывая нам рационализм, нас просто убивают, причем медленным и мучительным методом утопления в унитазе. И чем раньше осознаешь свое священное право посылать в задницу все, что рациональненько движется, тем большая часть твоей жизни пройдет в естественной среде».
«Снился человек, о котором было сказано, что он еще в юности заранее разрешил себе жить с разбитым сердцем. Точнее, твердо решил для себя, что в этом нет ничего страшного, а даже есть некоторые преимущества.
И с того момента (так было сказано во сне), он стал неуязвим».
«Совершенно не важно, что у нас есть, и что с нами было. Важно, что мы с этим делаем«.
«Доверчивость больше не признак невинности, а результат волевого акта». [Продолжение]
«Вот если есть ощущение смысла, внутренней логики всего сущего, общего течения и свечения, это означает, что нам удалось (хотя бы иногда удается) отождествлять себя с бессмертной частью. Перенести в нее все сознание целиком при жизни — и значит обрести бессмертие».